Ющенков Владимир Иванович.

 

Воспоминания.

​

 

Описываемый ниже уголок земли в настоящее время относится к Псковской области, Себежского района, Урицкого сельского совета и рядом соседнего Дубровского сельского совета. Эти советы сейчас получили другие названия. 
Ранее, до революции это было земли Витебской области. После семнадцатого года отошли к российской республике. 
Была образована Великолукская область, а  пред войной – Калининская. После Отечественной войны была образована Псковская область. Районный город Себеж всегда был пограничным городом и сейчас им является. 
Ниже, принятые обороты речи и названия, написаны так, как их употребляли в лексиконе действующие лица, в то далекое время.

Деревня Зуевка.

​

Название, видимо, получила от названия птиц «зуйков», которые обитали в этих краях. В этой деревне родился в 1927 году восьмого июня, здесь прошло мое детство и первые годы моей юности.
Она расположена на западной границе нашей Родины, примерно 30 километрах от границы Белоруссии и столько же от границы Латвии. В четырехугольнике дорог. Эти шоссейные дороги проходят: Идрица, Борисенки, Латвия (Рижское шоссе), далее Идрица, Себеж, Латвия (местные жители называют ее международный Большак). С Запада шоссейная дорога проходит от железнодорожного полустанка Кузнецовка, Рудня, Белоруссия. Четвертая шоссейная дорога проходит с Запада на Восток – Латвия, Себеж, Опочка и далее к Ленинграду. Параллельно международному Большаку проходит железная дорога Москва – Рига.
Все эти дороги проходят от деревни где-то на расстоянии пяти километров.
С Запада, с Востока и юга деревню окружает хвойный лес, а пашни и луга с Северо-западной стороны. В деревне было двадцать дворов. Все жители ее занимались сельским хозяйством. В зимнее время жители занимались изготовлением деревянных ложек, кадок, колес для телег, саней и другого необходимого инвентаря. 
Мы, пацаны деревни – Степан, Николай, Александр и я – Владимир, любили ходить и смотреть, как дедушка Яков делал кадки и собирал их в своей мастерской-сарае и к деду Ивану, который делал деревянные ложки. Нам казалось, что они обрабатывают дерево, так легко, как-будто, это не дерево – а сыр. Дедушки рассказывали нам сказки, разные «были» и «небылицы», в которых трудно было отличить, где ложь, а где правда.
Наша семья состояла: отец Иван Ефимович, мать Екатерина Алексеевна, две моих сестренки Надя и Леля и бабушка Мария Ивановна. Летом занимались полевыми работами в колхозе. Зимой занимались домашними работами. Мать пряла на прялке шерстяные и льняные нитки. Из ниток мать и бабушкой вязали носки, чулки и свитеры для своей семьи. Мать ткала из этих ниток материю. Эта материя была очень прочной. Были случаи, когда пацаны подолом рубашки цеплялись и висели на дереве на суку или где-нибудь на гвозде, рубашки не рвались, а «бедолаг» взрослые снимали с помощью лестницы.
Отец имел специальности печника, штукатура и маляра. Его часто посылали из колхоза в командировки по ремонту помещений у военных и ремонту помещений полустанков на железной дороге. Отец для челнов семьи шил кожаную обувь, изготавливал «катал» валенки, знал плотницкие работы, умел дубить кожу «овчины» для шуб и для обуви. Мы, дети из деревни, летом часто ходили в лес по грибы и по ягоды, которых в лесу было очень много. Много ягод носили продавать военным в летние лагеря. На рынке мы не продавали, а носили по заказам офицеров к ним в домики, где они жили. Стакан черники стоил на рынке 10 копеек, но офицеры брали оптом и платили хорошо. Часто просили приносить вареных раков. Эти заказы мы выполняли с большим желанием. В дефиците были школьные тетради. По нашей просьбе они снабжали нас тетрадями. Многие офицеры были с семьями и с детьми. С их детьми мы дружили и иногда ходили в лес за «дарами» леса. Наша молодежь ходила в военный летний клуб в кино и на концерты. С ними ходили и мы – дети с соседних деревень. Строгий старшина указал место, где мы должны сидеть. Это была небольшая возвышенность с правой стороны скамеек для зрителей.
Эстрада находилась под крышей, а зрители этого не имели. Зимой нас возили в школу, которая находилась от нашего колхоза на расстоянии трех километров. Для перевозки школьников была выделена лошадь по кличке «Мишка». Он так вошел в свою роль, что женщины отказывались его использовать. Он охотно привозил их в школу, а дальше начинались проблемы, которые кончались тем, что «Мишка» привозил их домой.
Участки колхозных полей имели свои названия, понятные только сельским жителям. В деревню любили приезжать дачники в основном из Ленинграда. Однажды идет в поле, где пасутся лошади, соседка. Навстречу другой сосед ведет с пастбища лошадь. Соседка спрашивает: «Иван Михайлович, где пасутся лошади?». Он коротко ответил: «в Штанах». Соседка сказала ему спасибо и идут дальше. Дачница спрашивает соседку: «Я так и не поняла вашего разговора. Мне показалось, что он просто ответил с каким-то хамством». У нас место, где луг входит в лес двумя «рукавами». Это место и называют «Штаны». Один из холмов называют «Зайцева гулянка». Две трети холма засеивают и там получают хорошие урожаи льна, пшеницы и других культур. А на его вершине ничего не растет, только ветер гоняет песок. Много названий участков в поле и в лесу, которые имеют названия: «Ореховый куст» (его давно нет) среди луга, «Три елки» в лесу (там в настоящее время целая роща), «Рогатая сосна», которой также нет.
Мать договорилась доставлять в офицерскую столовую молоко. Я через день носил по пять литров молока в эту столовую. У военных в летнем клубе в воскресенье в 10 часов дня 22 июня 1941 года намечался концерт. Мы, пацаны из соседних деревень человек шесть, так же доставлявшие в столовую молоко и овощи, направились к летнему клубу. На скамейках уже сидели военные. Вдруг в клуб прибежал посыльный из части и объявил: «Всем срочно вернуться в свои расположения». Клуб опустел. Ускоренным маршем три колонны солдат с оружием шли в сторону границы. Солдаты начали копать «противотанковый ров», делать завалы у дорог около полустанка Заваруйка. Мы, пацаны, направились домой. Родителей моих дома не было. Они ездили на лошади в районный центр Себеж на рынок. Вернулись во второй половине дня и сообщили страшную весть – началась война с Германией.
В течение трех дней были мобилизованы наши односельчане, подлежащие к службе в армии. Также из колхоза военным было передано 50 молодых лошадей. К концу недели на полустанок Заваруйку немецкий самолет сбросил бомбы и из пулемета обстрелял здание полустанка. При этом налете была ранена одна работница железной дороги, поврежден в одном месте железнодорожный путь и телеграфные провода. На железную дорогу ежедневно налетала немецкая авиация. На борьбу с ней в лесу на «Лысой горе» наши военные установили зенитки и появились наши самолеты-истребители. Не часто, но удавалось зенитчикам сбивать немецкие самолеты, и часто самолеты немцев сбрасывали бомбы «где попало» и удирали и от наших зенитных установок и от истребителей. В колхозе шли полевые работы. Информация о войне была очень скудная. Радиоприемники население сдало в государственные органы.
Население жило в тревоге. Где-то рядом шла война, Мы, дети этого еще не знали, а взрослые многие уже испытали на себе, так как многим приходилось бывать на фронтах гражданской, финской и войны на «Ханкинголе».
Наша местность испытывала нападения поляков, Литвы, французов, немцев. Во время оккупации немцами через нашу деревню проходила самая короткая дорога лесами на Белоруссию Самое опасное место было – переход через железную дорогу Москва-Рига в районе «Зуевский переезд». Дорога охранялась немцами тщательно, и ее переходили почти всегда с боем.

​

Дорога на фронт.

​

Шла зима 1943 года. Местность, где проживала наша семья находилась в оккупированной зоне. Немецкие власти наводили «новый порядок». На видных местах на стенах домов наклеили объявления и перечень запретов. К ним относились: связь с партизанами, хранение оружия, лыж, невыполнение требований комендатуры и другие требования. За все несоблюдения этих установок наказание было одно – расстрел. В этом немцы преуспели. Из наших деревень немцы расстреляли более 25 человек и мужчин и женщин. Вина их была лишь в том, что не понравились новому руководству или были при советской власти почетными тружениками. Еще надвигалась беда. Немцы начали молодежь-подростков и здоровое население отправлять в Германию на работы.
В нашей местности действовали партизанские отряды. Взрывали железную дорогу, поезда, мосты на шоссейной дороге, уничтожали мелкие гарнизоны. Шла полным ходом партизанская война.
В конце января на религиозный праздник Крещение молодежь с соседних деревень организовали вечеринку. В сельском доме было очень много народу. Танцевали по очереди. Примерно через час к нам пришли партизаны со своей гармошкой. Вечеринка продолжалась еще полчаса. Затем партизаны объявили, что они берут нас защищать Родину. Всех ребят распределили по своим деревням, чтобы подготовились уйти с ними. Приехали мы на двух лошадях в нашу деревню Зуевку. Пошли в родные дома переодеться и взять все необходимое. Сбор был у дяди Федота. Командир записывал новое пополнение. Парни наши были 25, 26, 27 годов. Подошел и я к нему. Я не имел богатырского телосложения и я не понравился ему. Осмотрел он и меня и говорит: «Тебя мы не возьмем, ты нам нужен будешь здесь». Семь человек из деревни ушли с партизанами. Как-то обошлось, что их семьи не пострадали от немцев. В других деревнях так же были мобилизованы ребята. Ко мне каждую ночь заходили партизаны. Стучали три раза в последнее правое окно избы Я выходил и проводил их через лес к железной дороге. Когда оставалось где-то до дороги менее километра, меня возвращали домой. Часто слышалась стрельба из автоматического оружия и из винтовок. Это означало, что дорогу переходят с боем. Иногда посылали на полустанок Заваруйка или Кузнецовка что-нибудь посмотреть.
Но вот третьего мая 1943 года немцы окружили деревню. Меня арестовали, мать со слезами подбежала ко мне. Немец ударил ее прикладом винтовки, а меня вытолкнули на улицу. Меня вели в конце колоны, состоящей примерно из полсотни солдат. За мной шел солдат и держал автомат наготове. Вышли к лесу, на поляну, где собирали по утрам коров на пастбище. В деревне уже коров не было, но на этой поляне трава была по пояс человека. Почти вся колона, растянулась на большую дистанцию, направилась в сторону полустанка Заваруйка. Вдруг в нашу сторону защелкали пули и раздались пулеметные очереди. Я упал в траву. Послышался шум и топот ног, затем все стихло. Минут двадцать полежал и начал выглядывать из травы, близко никого не было.
Я ушел в поле. Пробыл там до темноты. Вернулся домой. Мать и отец обрадовались. Отец был инвалид. В гражданскую войну потерял на левой ноге половину ступни, в армию его не брали. Ночью пришли партизаны. Отец мне сказал: «Уходи с ними». Старший из партизан сказал: «Нам его брать никто не приказывал». Я все же ушел с ними. Это была группа подрывников, которая шла заминировать железную дорогу в районе полустанка Заворуйка. В эту группу подрывников (так их именовали в отряде) входили: старший группы Егор Шваренок, помощником старшего Катя Башкирова, рядовые группы Виктор Михеенко, Виктор Прудников, Владимир Старовойтов, Николай Никитенков и я – Владимир Ющенков. В лесу на привале я получил инструктаж. При закладке мины Егор должен мне в мешок сыпать выбранную под мину землю, затем ставит под рельс заранее подготовленную мину, которую подает Катя, из моего мешка Егор берет землю и засыпает заряд. Затем обрызгивает это место водой и заметает небольшим веником. Все это делается в полной темноте, почти на ощупь и без всяких разговоров. По окончании работы Егор слегка ударяет по плечу рукой – это значит уходить. Вручили мне солдатский вещмешок, пол-литровую бутылку с водой и веник. Саперную лопатку Егор носил с собой. Все ребята вооружены были нашими отечественными винтовками, а я « веником». Скрытно подошли к железной дороге, долго наблюдали и затем четверо на холмике остались в засаде, а мы трое спустились на полотно дороги. Установили мину и стали отходить. Дорога проходила через холм, его крутые обочины возвышались над дорогой и мы по откосу взбирались на четвереньках.
Только поднялись наверх, сзади нас взорвались две гранаты, взмыла вверх ракета, все осветила и раздались пулеметные и автоматные очереди. Огонь был очень интенсивный. Нам удалось скатиться в низину живыми и невредимыми. Наши ребята в засаде все это видели. К ним на этот бугор подниматься было нецелесооборазно. Мы по низине убежали в лес. В лесу было очень темно. Дорогу знал я. С остальной группой – «засадой» мы разошлись. После встретились только в расположении отряда. После такого обстрела я потерял ориентировку, и по интуиции мы стали уходить от железной дороги. Егор и Катя успокоили меня, но пока я не мог определить, где мы находимся. Вышли на грунтовую дорогу. Я прошел по ней, а Егор с Катей параллельно шли по лесу. Я узнал эти места, остановился и позвал их. Они подошли и решили идти не дорогой, а лесом. Остерегались, что возможна погоня. В расположение пришли на рассвете, далее приключений не было. Как отчитывался наш старший перед командиром отряда, мне неизвестно. Меня определили во второй взвод командира  Балакшина Николая (бывшего военного офицера) и во второе отделение, также кадрового военного Герасимова Павла (он по специальности был снайпер). В отделении было десять человек. Вооружение было: у командира взвода автомат ППШ, у остальных – винтовки, также в отделении был пулемет Дегтярева и ротный миномет. Отряд состоял из четырех боевых взводов, пятый взвод разведчики и шестой взвод – хозвзвод (снабженцы, медики, сапожник и портной). Наша бригада – 10-я Калининская состояла из 4-х отрядов. Командир бригады  капитан Вараксов Николай Михайлович.
Наш отряд имел первый номер, командовал им бывший офицер – старший лейтенант Рожко Иван Павлович. В штаб отряда входили начальник штаба, начальник разведки и комиссар. Вторым отрядом командовал Витковский, третьим отрядом командовал Коробков, четверным отрядом командовал Совитков, 5 отряд – отряд разведки. В каждом отряде были отдельно сформированы группы «подрывников». Бригада имела оружейного мастера. Все отряды были сформированы по одному принципу.
Меня до 28 мая в задания (так называли походы на боевые операции) не брали. В основном посылали в караул. 28 мая 1943 года вызвали меня в штаб отряда. Дали прочитать текст – что я должен выполнять и что запрещено и какие наказания. За изучение этого документа – расписался. Мне объявили, что я теперь такой же рядовой, как все и спрос с меня будет такой, как и со всех членов отряда.
Распорядок в отряде был  однообразный. Каждый день уходили группы на «свою работу», которая называлась «задание». Куда уходит группа – это было секретом. Об этом непринято было говорить. По возвращении узнавали – удачно ли прошла операция или нет. Возвращались с задания иногда приносили раненых и погибших. Немцы знали наше расположение – «Блонтовский лес» и часто делали попытки прорваться с боем в наше расположение, но это им не удавалось. Кроме нашей десятой бригады располагались 27 Калининская бригада, Латышская бригада, иногда приходили Ленинградские бригады.
Бои на подступах к лесу были очень частые, когда бригада покидала свое место расположения, то ставили много мин. Когда немцы подорвутся на минах – уходили.
Лагеря оборудованы были землянками. В каждой землянке располагалось по взводу. Охрана лагеря состояла из секретных постов, форпостов и непосредственно 2 поста в самом лагере. Землянки располагались на возвышенностях, а кругом их были болота. Местное название их было «Лоховня». В «Блонтовском лесу» базировались зиму, а весной перебазировались в соседний Опочецкий район, на остров среди болот, который назывался «Коровий огород». Здесь отряды располагались друг от друга на удаленном расстоянии. Много уделялось внимания разведке, следили за железными дорогами и за шоссейными. Куда идут составы и что везут. Вплоть до номеров автомашин и вагонов. В бригаде была радиосвязь с нашими руководителями за линией фронта и все разведданные своевременно направлялись им. Из-за линии фронта получали «задания». При встрече с командиром бригады с Николаем Михайловичем в 1980 году, он рассказал, что сведения разведывательного характера бригада получала от населения. Участвовало в этом порядка 700 человек. При встрече партизанских групп пользовались паролями – то есть словесными пропусками. Эти пароли знали старшие групп. Пароли были на сутки, на неделю и большее время. Часовой у подходивших спрашивал: «стой, кто идет? Пропуск». Те отвечали и в свою очередь спрашивали «отзыв», если все сходилось – это означало «свои». Этот порядок соблюдали все бригады. Пароль состоял из двух слов, например: «пропуск Шомпол – отзыв Шуя». 

Первые походы в задания.

​

Нашему 2-му взводу дали задание обстрелять немцев на дороге Балтино-Банищи. Дорога в одном месте проходила недалеко от опушки леса (примерно 250 метров). Это место было выбрано для засады. Взвод расположился и замаскировался у самого поля. Примерно сидели мы в засаде с часу ночи до 9 утра. Наши наблюдатели сообщили, что идет колона немцев. Поступила команда «Приготовиться, без команды не стрелять, смотреть, чтобы не оставить своих раненых». Минуты ожидания и вот появились перед нами 2 немецких солдата с автоматами головного охранения. Их пропустили. Затем колона немцев строем в три ряда спокойно шла по дороге. Колона немцев составляла примерно человек 50. Нас в засаде находилось 20. поступила команда «Огонь». Пулеметчик по фамилии Белодед дал несколько продолжительных очередей из своего «Дегтярева». Застучали винтовочные выстрелы. Колона немцев залегла. Головной и тыловой охраны немцев открыли по нам огонь. Основная колона немцев огонь не открывала, видимо, была в шоке. Обстрел длился несколько минут. Я успел выстрелить 6 раз. Поступила команда «Отходим». Быстро, поочередно, по 5 человек начали уходить в лес. Для нас этот бой прошел более благополучно. При отходе был ранен наш (мой) командир отделения Павел Герасимов. Пуля попала в икру левой ноги, но он бежал со всеми. В более безопасном месте ему обработали и перевязали рану. В расположение отряда он шел «своим ходом». Позже, наша разведка узнала, что у немцев было тяжело ранено 5 человек, которых привезли в свой гарнизон Балтино. Это сообщили жители деревни. Командир отряда Рожко И.П. сказал так: «Пусть немцы знают, как безнаказанно ходить по нашей земле».
Каждый вечер уходили группы партизан на задание – разрушать телеграфную и телефонную связь, жечь мосты на шоссейных дорогах, взрывать железную дорогу, делать «засады» и другие диверсии. 
Немцы тщательно охраняли железную дорогу. По обе стороны дороги вырубили лес. Установили на расстоянии «видимости» огневые точки. По железной дороге курсировал «Панцирь цуг» (бронепоезд). Их ходило два типа. Один настоящий с бронированными вагонами и обложенным бронированными листами паровозом. Другой состоял из платформы с песком, на второй платформе стоял наш танк 
Т-34 с пушкой, третьим шел грузовой крытый вагон внутри обложенный кирпичом, на каждую сторону выходило по 2 бойницы, в которых были установлены 4 пулемета «Максим», четвертый крытый вагон и затем паровоз, далее столько же вагонов в обратном порядке повторялись.
Требовалось все больше проводить диверсий на железной дороге, но все труднее было это сделать.
Наш начальник штаба Гаврилов Егор предложил следующий вариант. На полустанке Кузнецовка, на ее территории, между зданием полустанка и семафором был мост, т.е. цементная труба в рост человека. Ее решили взорвать. На выполнение этого задания был направлен наш 2-ой взвод и часть партизан из взвода разведки и из подрывной группы. Перед этим наши разведчики несколько дней изучали обстановку. Затем взвод отправился на выполнение задания. Нас собралось 35 человек, с винтовками, пулеметом «Дегтярев» и у разведчиков и начальника штаба и командира взвода были автоматы ППШ. Бойцам взвода выдали для транспортировки по 3 шашки взрывчатки – толу. Вечером направились к месту назначения. Сделали небольшой привал в лесу. К железной дороге подползали по полусухому бывшему ручью-канаве, берега его скрывали нас от наблюдения со стороны. Метров 50 от полотна, на пригорке был посажен картофель. Видимо это был чей-то огород. Мы сосредоточились в бороздах картофеля. Собрали тол в мешок и наши подрывники потащили его под мост. В это время на полустанок прибыл патрулирующий бронепоезд. Из него вышли двое поговорили с работником станции и вернулись опять в бронепоезд. Он стоял на полустанке не более 20 минут. Затем кругом осветил прожектором и тихо пошел в сторону полустанка Заворуйка. Подрывники все это время находились под мостом. Подождали определенное время – взрыва нет. Поползли еще раз к заряду и установили еще 2 шашки, каждая по 200 грамм с запалами. Мы начали отход. Половина бойцов уже были в русле пересохшего ручья, когда «Грохнул» небывалой силы взрыв. Остальные бойцы бегом во весь рост добежали и укрылись в русле ручья. Метров 100 проползли и немцы из своих укрытий начали обстрел. Здание полустанка обнесено 2-мя стенами из шпал и между ними был засыпан песок, для ведения боя в этих укреплениях были сделаны бойницы. Нам стрелять по этой крепости было ни к чему, так как ничего бы полезного не было. Мы выбрались в лес, ползком по ручью проползли более полкилометра. С нашей стороны потерь и раненых не было, зато были грязные «по уши», но удовлетворенные удачным выполнением задания. Придя на базу – отмылись и отдохнули, такая возможность не всегда была.

​

Оборона лагеря.

​

На войне невозможно предсказать: «Что день грядущий мне готовит?». Немцы хорошо знали наше расположение в Блонтовском лесу и очень часто появлялись на опушке леса. До наших землянок добраться не могли. Их встречали дружным огнем партизаны. Партизанские силы также были внушительные. Это три бригады 10-я, 27 Калининская и Латышская. По возможности приходили на помощь 5 Калининская бригада и другие.
С задания вернулась наша партизанская группа, но имела в бою с немцами потеря. Погибли 7 человек и среди них наши минометчики 1-й и 3-ий номера. Второй номер миномета был направлен в задание с другой группой. Миномет оставался во взводе. По решению командира взвода мне вменили в обязанность хранить наш миномет и 18 мин.
Перед уходом в задание первый номер миномета Иван (фамилию уже не помню) провел со мной занятие, как стрелять из миномета. Он сказал: «Иметь оружие – надо уметь из него стрелять». Его учеба очень пригодилась уже на третий день. Утром, часов в восемь, послышалась стрельба на нашем форпосту. Все партизаны по тревоге побежали занимать свои места в окопах на нашей позиции. Командир взвода позвал такого же по возрасту (как и я) одного из партизан Петра. Приказал нам с минометом расположиться в низине (основные окопы были на пригорке). У нас с Петром был большой груз: две винтовки, миномет, 18 мин и две гранаты. Немцы скоро подошли и залегли метров на тристопятьдесят. Начался бой. Пули летели высоко над нашими головами. Видимо было не до нас, пока не получали никакой команды. По существовавшим законам за потерю оружия грозила высшая мера наказания. Посовещались с Петром и решили без команды открыть огонь – пустить в «дело» часть мин. В боевое положение миномет уже был установлен. Ствол миномета и дистанционный кран поставлены на дальность 350 метров. «Петро подавай мины». Он начал подавать мины. Я опускал их стабилизатором в ствол миномета, при этом руку по стволу опускал вниз. Рука проходила примерно до средины ствола и мина вылетала, раздавался звук выстрела. Мы повесили семь мин. Первые начали рваться на немецкой позиции. Командир взвода из окопа крикнул: «Это вы ударили? Молодцы! Хватайте миномет и бегите дальше в лес. Я буду показывать из окопа шомпол и крикну необходимые данные» Мы отбежали около ста метров и залегли. В это место, откуда мы стреляли из миномета немцы выпустили из своих крупных минометов с десяток мин. Мы приготовились и доложили командиру о своей готовности. Он нам дал координаты и приказал выпустить пять мин и бежать в сторону. Так мы и делали. Не прошло и десяти минут, как немцы вели огонь по этому месту. Нам принесли еще ящик мин. Так продолжалось около трех часов. Мы остались живы. Немцы ушли. В этом бою наш отряд потерь не имел. По моей просьбе в дальнейшем минометчиком я не стал. Сформировали минометчиков из крепких более опытных ребят.
Этот бой на подходе к нашему лагерю был не единственный. Немцы знали наше расположение и нападали каждую неделю. Выгнать нас партизан из Блонтовского леса им не удавалось. Мы в свою очередь им наносили большое беспокойство.

​

Партизанское меню.

​

Обеспечение питанием около тысячи человек большая заслуга наших хозяйственников. Поступали продукты от населения, а порой партизаны делились продуктами и с населением. Выручали друг друга. В начале войны в лесу была заложена продуктовая база. О существовании ее и место размещения знали немногие. На этой базе хранилось зерно и серый горох. Зерно размалывали на мельнице, находившейся на реке Иса. Из гороха варили, что-то среднее между супом и кашей. Серый горох не разваривался, а набухал, делался мягким. В день каждый боец получал при двухразовом питании два солдатских котелка этого деликатеса. Наши остряки прозвали это кушанье «Кари глазки» Мы чувствовали себя сытыми и физически крепкими.
Подстерегала нас от этого питания и нехватки соли – болезнь «цинга». От цинги спасались чаем из разных трав, сосновых и еловых иголок. Не так часто приходилось мыться в бане. Летом это было намного проще. Санобработку нашей одежды производили муравьи. Разденешься и одежду положишь на муравейник и через четверть часа получаешь обработанную одежду. Купались в водоемах. Одно время начали болеть партизаны «чесоткой». Для того, чтобы ликвидировать эту напасть, оборудовали баню. Лекарством служила взрывчатка – тол. Его перетирали в порошок и распаренное мокрое тело натирали им. Лечил нас фельдшер Женя. Фамилию его точно не помню, по памяти как-будто его фамилия была Башкиров. Некоторые комсомольские и партийные работники имели псевдонимы. Я не стараюсь писать заслуги товарищей по оружию, их у каждого были свои. Я пишу, если какому-нибудь читателю будет интересно, что сам пережил, испытал, почувствовал.

​

Поход за приобретением соли.

​

Я уже упоминал, что соль являлась большим дефицитом. Чтобы приобрести ее были разные варианты. Из Белоруссии доставляли льняное семя. Местное население малыми порциями его меняло у немцев на соль, которая поступала к партизанам. Однажды мы три человека – я, Николай и литовец по национальности Франько (так мы его звали в отряде), получили задание вместе с латышскими партизанами идти в Латвию за солью. Договор с латышскими партизанами, т.е. с их руководством был такой, что без их посредников наши партизаны не ходили в Латвию на задание. Мы пришли к ним в отряд в назначенное время и с их группой направились в Латвию. Граница Латвии от нас была не более пятнадцати километров. Все дороги на границе тщательно охранялись немцами и латышской полицией. На территорию Латвии прошли лесом. Один из латышских партизан привел нас в один из домов на каком-то латышском хуторе, поговорил с хозяином, нам сказал, что придет к нам через полчаса. Просил, ничего не выпрашивать, сколько он даст, если будет мало, добавим в другом месте. Хозяин дома завел нас в свою кладовую, где в большом ящике хранилась соль и другие продукты. Он нам дал по 10кг соли, примерно килограмма полтора сала и круглую буханку вкусно пахнувшего хлеба своей выпечки. Когда латышский партизан пришел за нами и спросил, пойдем ли мы с ним добавлять соли – мы отказались. Пришли где уже был подготовлен обоз из десяти запряженных в сани лошадей. Нам объяснили, что намечено пробиваться через границу, через немецкий кордон. Обоз тронулся в путь. Перед деревенькой из семи домов обоз остановился. Спустя полтора часа поступили сведения от разведчиков. Обоз тронулся в путь. Разведчики «сняли» часового, т.е. убили из винтовки с глушителем и вместо него на посту стоял уже латышский партизан. Обоз на легкой рыси проследовал дальше. На последнюю подводу сел часовой-латыш. Отъехали примерно полкилометра, немцы хватились, что нет их часового и открыли стрельбу в разных направлениях. Мы были уже в безопасной зоне. Утром мы доставили соль в отряд и сдали ее старшине Якову, который командовал хозвзводом.

​

Наша бригада уходит на задание.

​

Днем в отряде происходило какое-то оживление. Командиры взводов были на совещании в штабе отряда, медсестры осматривали носилки для переноски раненых, пополняли свои сумки лекарствами и перевязочным материалом. Нам рядовым было приказано почистить оружие. С началом темноты отряд построился, командиры доложили командиру отряда о готовности и колона примерно в сто двадцать бойцов двинулась в путь. Сначала прошли по лесу в одном направлении, а потом развернулись и пошли в обратном. Недалеко от деревни Банищи, на большой лесной поляне стали собираться отряды. В назначенное время вышел на средину поляны командир бригады Вараксов Николай Михайлович и поставил всем отрядам задачу. Он сказал, что получен приказ разгромить немецкий гарнизон в деревне Балтино. Сказал о значении этой операции. Это выступление длилось не более 15 минут. Затем, партизаны повзводно пошли на выполнение поставленной задачи. Наш отряд, второй и четвертый направлены были в деревню Балтино, а третий в засаду на шоссе, подходившее к этой деревне. В деревне немцы население из части домов переселили к соседям. В домах, где располагались немцы деревенских жителей не было. Наши разведчики эти дома хорошо знали.
Шли по мокрому болоту, затем полем. Подошли к огородам, где был посажен картофель. Наш участок наступления находился против церкви. На окраине деревни, в конце огорода стояла баня. Мы ползком заползли в борозды картофеля и залегли. По цепи передала: «К бане не подходить». Наше отделение было без командира. Павел Герасимов, раненый в ногу, находился на лечении в расположении отряда. Наше отделение передали на усиление четвертого взвода, который должен был наступать на церковь. Мы наблюдали, как немецкие патрули расхаживали неспеша по деревне. Начинался рассвет. Патрули ушли. Поступила команда, один из ближних домов забросать гранатами. К намеченному дому поползло нас четверо. Разведчик Окунев, я и двое из четвертого взвода, фамилии их не помню. Быстро подползли к окну дома, разведчик прикладом разбил окно, моментально в дом полетела граната «лимонка». За ними я бросил свою «лимонку». Прогремело два взрыва, но когда последний наш партизан бросил противотанковую гранату, был очень сильный взрыв. Мы начали отходить. Слышны были и другие взрывы домов. Немцы по деревне бежали к церкви в нижнем белье. Начал стрелять немецкий пулемет из церкви. Окунева ранили, мы притащили его и передали медикам. Они собирали раненых партизан и отправляли в безопасное место. Затем поступила команда атаковать церковь. Мы, человек сорок пробежали до церкви метров около ста. Немцы вели интенсивный огонь. Пулеметы у немцев были пристреляны по низу. У церкви за оградой расположились немцы и вели огонь. Через ограду мы бросали гранаты. Огонь немцев утих, только с колокольни стрелял их пулемет. По нему вели наши прицельный огонь. Немецкий пулемет то замолкал, то снова оживал. Внутрь ограды прорываться не пришлось, взвилась наша красная ракета, оповещавшая «Отходим». Мы начали отходить. Среди атакующих не было убитых и раненых, а вот командир четвертого взвода получил ранение, хотя он в атаку не ходил. После были разговоры, что он умер от потери крови. Фамилию точно не помню. Мне вспоминается, что его фамилия была Сентерев. 
Отходил наш отряд по тому же пути, что шли на задание. Другие отряды шли своими дорогами. Когда мы прошли болото и расположились в небольшой роще за деревней Виры, над нами появился немецкий разведывательный самолет «Рама». Так его называли наши партизаны. Он летал на низкой высоте. По нему было дано из пулемета несколько очередей, то ли по команде, или кто-то начал из наших пулеметчиков без команды (возможно, не выдержали нервы). Из рощи по взорванному мосту перебрались на левый берег реки Исы и расположились на опушке леса. Только залегли, как прилетели два немецких самолета и сбросили много мелких бомб на рощу. Затем по дороге подошли три танка, но прошли мимо нас. Затем танки вернулись и напротив нас начали обстреливать лес из пушек и пулеметов. Мы в бой не ввязывались. Силы были неравные. Немцы из танков стреляли по площадям. Снаряды рвались далеко в лесу. Это продолжалось около часу, затем танки ушли. Мы вернулись в свое расположение. Наш отряд понес небольшие потери. Три человека погибли и семь человек получили ранения. Больше всех было потерь в третьем отряде, который был в засаде. На помощь гарнизону в деревне Балтино пришло подкрепление из городов Опочки и Красногородска. Первые автомашины с немцами партизаны обстреляли. Затем немцы начали обстреливать партизан из минометов. Здесь также силы были неравные, особенно, по вооружению. Партизаны не могли выдержать интенсивного обстрела и отходили с одного рубежа на другой, но на старой позиции оставляли скрытые толовые шашки с зажженными пеньковыми и бикфордовыми шнурами. Заряды срабатывали где-то через полчаса. Немцы занимали брошенные партизанами позиции, а когда заряды начали взрываться, откатились назад. Так повторялось три раза. Они ценой своей жизни обеспечили другим отрядам справиться с заданием. По имевшим место слухам, бригада потеряла убитыми более пятидесяти человек.
Немецкий гарнизон, состоящий из около четырех сот человек, перестал существовать Оставался на шоссе Опочка-Красногородское-Латвия гарнизон немцев в деревне Мозули. Этот гарнизон был хорошо укреплен и находилось в нем большое количество немецких солдат. Его разгромили наши фронтовые части с помощью артиллерии и танков. Наша бригада принимала участие в этом сражении. Это был фактически последний бой бригады. Потом бригада вошла в состав подразделений 10 армии.

​

 

Встреча с Красной Армией.

​

После операции в деревне Балтино прошло значительно много времени и удалось выполнить еще много заданий. Бригада перебазировалась в лесисто-болотистый массив за реку Синяя. Фронт приближался. Он подошел к немецкой оборонительной линии под названием «Пантера». «Пантера» проходила по реке Великая и являлась серьезным препятствием для Красной Армии. Разведка с 10 ударной армии смогла переправиться вплавь через реку Великая и захватить без особого шума плацдарм. В это окно переправилась значительная часть 10-ой армии и нанесла удары по укреплениям немцев с тыла. В городе Опочка была окружена целая дивизия немцев. Наша бригада получила приказ штурмовать гарнизон Мозули с тыла. Партизаны служили проводниками для частей 10-ой армии. С этими заданиями бригада справилась. В этих операциях мне не удалось участвовать.
С каждого взвода и взвода разведки был сформирован новый взвод для охраны отрядной хозчасти и лагеря. Шоссейная дорога Опочка-Мозули-Латвия проходила от нашего лагеря около двух километров. Один километр сухого леса и один километр мокрого болота. На рассвете 16 июля 1944 года была моя очередь идти на пост по охране лагеря. Пост с сухого леса был перенесен в болото. Сменил часового. Лег на сухую кочку за пулемет Дегтярева, ноги мои оказались в воде. Приказано было мне открывать огонь, если немцы пойдут в болото. Через час большая группа немцев заполнила весь сухой лес и улеглась спать. В небе наши самолеты вели бой с немецкими. Немецкие и наши самолеты с земли обстреливались зенитками. Часа полтора немцы спали, потом на лошади прискакал их какой-то командир и дал очень громко какую-то команду. Немцы повскакивали с земли и бегом побежали к шоссе. Вслед за ними подошли разведчики. Мы не видели военных с погонами и не могли определить наши это или немцы. Решено было захватить пленного. Разведчики схватили старшину, который зашел за кусты в туалет. Все выяснилось, когда в борьбе с разведчиками он начал ругаться нецензурными словами. Разведчики вернулись, и с ними пришли три офицера из органов Госбезопасности. Наш взвод охраны был направлен на сборный пункт к Белому озеру, находившемуся в районе городка Идрица. На сборном пункте мы сдали свое оружие, и из партизан начали формировать пополнения в Третью ударную армию и в Десятую ударную армию Наша 10-я Калининская бригада вошла в состав 10-ой ударной армии. На этом закончилась моя партизанская жизнь.

Участник партизанского движения
Ющенков Владимир Иванович
 

Декабрь 2006г.